…Как-то зимой 1996 года мы поспорили с Петром Саввовичем, причем позднее к теме возвращались вновь и вновь. Чувствовалось, что она его не отпускает. А речь шла о музыке. Мы слушали записи Вероники Долиной, авторские песни пронзительной чистоты и интеллектуальной напряжённости образа. И я от своего физического образования жёстко заявил, что звуки – не музыка и что всегда мы воспринимает лишь звуки. А музыкой они становятся в нашей душе под влиянием мыслей и чувств.

Мы стали вдвоём осмысливать эту тему. Так ли нужно образование для восприятия музыки? Только ли от звуков и их сочетания зависит музыкальное восприятие? Почему так трудно иной раз принять классическую музыку? Какова роль опыта и мышления в этом процессе? Оказалось, что внешним спокойствием и рассудительностью, иногда, казалось, даже застенчивостью Петра Саввовича скрывается пламя умного и страстного собеседника.

И вот уже появились мысли о том, что «неподготовленный» глаз сам по себе не может увидеть картины, как модели мира художника. Модели, потому что в ней с помощью предметов быта, объектов природы и людей изображением нематериального мира: вот снег красноватый, а это абстрактное пятно вдали, по-видимому, лес… В этюдах столкновение реального и идеального заметнее, но заметнее и поиск художника. Как это точно отражено у нашего земляка Н. Заболоцкого:

Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносит на полотно…

Прошло время, на стене около моего письменного стола всё так же висят картины Петра Вершигорова. Они уже часть моей жизни, расширяют мой мир, раздвигая линейное и чувственное пространство комнаты. Они нередко – и почти реально – уводят меня в осенний лес вятского края, на тихую речку – память моего детства... И глаз уже подготовлен, мысль летит, образы обступают меня – я уже там, в других мирах, мирах чувств художника и своих собственных.

Вот этюд «Весна бушует». Вятка. 1971 год. Обратная перспектива захватывает и погружает в бурлящие тёмные воды Вятки. Такой приём не отделяет от природы, рассчитан не просто на созерцание, а на проникновение. НЕ на взгляд со стороны (хотя у Петра Саввовича много картин далей, северных, лесных), а на присутствие, на причастность. Считаю, что в этом один из секретов так и не исчерпанного интереса художника к пейзажу.

Периодически мы встречались в АРТ-клубе при областной библиотеке им. А.И. Герцена. Сколько сейчас вспоминается встреч, ночных бдений…  Как сохранить нюансы того общения? Как и кому договорить недосказанное? Помните, у А. Вознесенского:

Маэстро великолепный, стриженный как школяр,
Невыплаканная флейта в красный легла футляр…

На выставках общение было особым, отрешённым. Обычно я, откликаясь на внутреннюю потребность художника, не заводил речи о картинах, по крайней мере о чём-то конкретном. Во-первых, это дело тонкое и торопливости, суеты не терпит, во-вторых, выставка – это ещё и действо. Художник в нём первое и весьма занятое лицо. Но был и один случай, когда мы говорили много. Это было в 1990 году на выставке авторской копии картины 1956 года «По царскому велению».

Началось всё с того, что, присмотревшись, я, по-видимому, неожиданно для Петра Саввовича, спросил: «Как это у вас возникла мысль изобразить молодую женщину переднего плана беременной? Была осознанная задача или двигало чувство, интуиция? Воспринимают ли зрители именно так этот очевидно символический образ?»

Мы вместе медленно передвигались от этюда к этюду. Петр Саввович вспоминал детали работы на натуре, несколько раз подчеркивал, как трудно было найти после С.В. Иванова и В.Е. Маковского решение темы.

От этого разговора осталось чувство острой потребности художника, если хотите, в философском осознании и обозначении построенных чувством и мастерством образов.  Может быть, нас с разницей в возрасте более чем в двадцать лет и объединяло это – поиск и построение смыслов.

Так уж задумано, что и сам человек никогда «не вычерпывается» до дна. Вот почему каждый раз остаётся острая, с чувством сожаления и, может быть, даже вины недосказанность. По-видимому, каждый после себя оставляет в нашем мире, кроме плодов рук и души своей, ещё и тайну…

Пётр Саввович был другом моей семьи. Мы единодушно любили его, ждали в гости, радовались встречам. Он всегда приходил с гостинцем для детей, но главное – он приносил такую чистую и открытую доброту, что становилось светлее в собственном доме.

Юбилейная выставка захватила синтезом поисков, подходов, решений, в памяти осталась потребность видеть и видеть ещё все это в целом, а в голове застряла мысль познать и «сказать» Вселенную Петра Вершигорова. Но миг судьбы 16 июня 1998 года разделил нас в пространстве и во времени, его духу сейчас действительно принадлежит весь Мир. Верю, что своими картинами он смотрим на нас…